Электронная
библиотека лицеиста
Главное
меню:
Литература в теории
Эпические литературные жанры
Басня
БАСНЯ — жанр дидактической поэзии, короткая
повествовательная форма, сюжетно законченная и подлежащая
аллегорическому истолкованию как иллюстрация к известному житейскому или
нравственному правилу. От притчи или аполога басня отличается
законченностью сюжетного развития, от других форм аллегорического
повествования (напр. аллегорического романа) — единством действия и
сжатостью изложения, не допускающей введения детальных характеристик и
других элементов неповествовательного характера, тормозящих развитие
фабулы. Обычно басня распадается на 2 части: 1) рассказ об известном
событии, конкретном и единичном, но легко поддающемся обобщительному
истолкованию, и 2). нравоучение, следующее за рассказом или ему
предшествующее. Со стороны сюжетной басня часто, хотя и не обязательно,
характеризуется изображением в ней логически невозможных предметных
отношений, напр. перенесением на животных или растения форм
человеческого быта. Здесь басня соприкасается с животным эпосом. Другой
причиной, сближающей тематику басни с тематикой животного эпоса, является
простота, однозначность и постоянство встречающихся в животном эпосе
характеров; басня же, стремясь к сжатости изложения, обычно «берет такие
лица, к-рые одним своим названием достаточно определяются для
слушателя». Однако связь басни с животным эпосом не является обязательной, и
уже в древнейших из дошедших до нас басен — на Востоке и в Греции — наряду
с животными действующими лицами являются люди и мифические существа.
Таким образом вопрос о происхождении басни из животного эпоса следует считать
открытым. Одним из наиболее спорных вопросов является вопрос о родине басни.
Истоки греческой басни (с тематикой из животного эпоса) можно проследить
уже у Гезиода, далее у Архилоха и Симонида; расцвет же ее связан с
именем Эзопа (VI-V вв. до христ. эры). С другой стороны,
древнейшие из индийских басен могут быть возведены к V-IV и с
достоверностью к III в. до христ. эры. Таким образом как будто
устанавливается хронологический примат древнегреческой басни над
древнеиндийской.
На развитие зап.-европейской басни почти в равной мере оказали влияние греческая и индийская басни. Прозаические басни Эзопа, пересказанные греческими стихами Бабрием (III в. христ. эры) и латинскими — Федром (I в. христ. эры), создают «эзоповскую традицию», не прерывающуюся до новейшего времени.
Русскою письменностью элементы басни были восприняты в составе переводных и вообще пришлых литературных памятников. Повидимому еще в раннее время, приблизительно в XIII в. (списки сохранились начиная от XV в.), вошла в русскую литературу диалогической формы повесть «Стефанит и Ихналат» (греч. «увенчанный и следящий») — один из пересказов индийской «Панчатантры», ошибочно приписанный (псевдоэпиграф) Иоанну Дамаскину, одному из популярных христианских святых VIII в.. В качестве популярного образца следует упомянуть загадку «О правде и кривде», символизируемых в «Беседе» обычно зайцем и совой; отсюда устно-поэтическим путем развился аполог знаменитого стиха о Голубиной книге, где говорится уже о борьбе двух зверей (иногда двух зайцев), белого и серого, в результате чего побеждает серый зверь — кривда. Возможно, что тот же книжно-устный мотив отражен в применении к текущим социальным условиям, под 1528, псковскою летописью; жалуясь на административное засилье Москвы, местный летописец добавил: «у дьяков великого князя правда их, крестное целование, взлетела на небо, и кривда в них начала ходить, и много было от них зла».
Басня, в ее собственной, хотя бы и искаженной переводом художественной форме, русская письменность узнала лишь в начале XVII в. (1607), когда Ф. К. Гозвинский перевел с греческого басню Эзопа. Большой известности они однако не получили: списки их единичны, и отражений в русских оригинальных памятниках XVII в. не найдено. Подражания Эзопу имеют место лишь в XVIII в. (Кантемир, Тредьяковский), когда зарождается и оригинальное творчество в той же области, внушенное новоевропейскими образцами (гл. обр. Ла Фонтеном). Ряд баснописцев: Сумароков, Хемницер, Дмитриев, Измайлов и др. завершается наконец И. А. Крыловым (1768–1844), к-рый сумел сделать русскую басню художественной.
В основе Крыловских басен лежит наблюдение над окружающей жизнью и бытом, а их идейность сводится к практической мудрости; заимствованные же элементы (сюжет, восходящий иногда к Ла Фонтену и т. под.) претворены у Крылова с небывалой ассимиляцией. В этом — огромная формальная разница по сравнению с неорганизованной басней-притчей русской древности. Связи материальной — в смысле источников — с древнерусской приточной традицией Крылов, как и его предшественники в XVIII в., совершенно не имеет.
В середине XIX в. жанр басня совершенно замирает и воспринимается лишь пародически (Б. Козьмы Пруткова ). Возрождение басни в наше время, связанное с именем Демьяна Бедного, становится возможным лишь благодаря коренному обновлению ее содержания, — превращению басни из жанра общедидактического в публицистический жанр, заострению ее сатирических выпадов в плане политической борьбы наших дней. Формально Демьян Бедный продолжает традицию Крылова.
На развитие зап.-европейской басни почти в равной мере оказали влияние греческая и индийская басни. Прозаические басни Эзопа, пересказанные греческими стихами Бабрием (III в. христ. эры) и латинскими — Федром (I в. христ. эры), создают «эзоповскую традицию», не прерывающуюся до новейшего времени.
Русскою письменностью элементы басни были восприняты в составе переводных и вообще пришлых литературных памятников. Повидимому еще в раннее время, приблизительно в XIII в. (списки сохранились начиная от XV в.), вошла в русскую литературу диалогической формы повесть «Стефанит и Ихналат» (греч. «увенчанный и следящий») — один из пересказов индийской «Панчатантры», ошибочно приписанный (псевдоэпиграф) Иоанну Дамаскину, одному из популярных христианских святых VIII в.. В качестве популярного образца следует упомянуть загадку «О правде и кривде», символизируемых в «Беседе» обычно зайцем и совой; отсюда устно-поэтическим путем развился аполог знаменитого стиха о Голубиной книге, где говорится уже о борьбе двух зверей (иногда двух зайцев), белого и серого, в результате чего побеждает серый зверь — кривда. Возможно, что тот же книжно-устный мотив отражен в применении к текущим социальным условиям, под 1528, псковскою летописью; жалуясь на административное засилье Москвы, местный летописец добавил: «у дьяков великого князя правда их, крестное целование, взлетела на небо, и кривда в них начала ходить, и много было от них зла».
Басня, в ее собственной, хотя бы и искаженной переводом художественной форме, русская письменность узнала лишь в начале XVII в. (1607), когда Ф. К. Гозвинский перевел с греческого басню Эзопа. Большой известности они однако не получили: списки их единичны, и отражений в русских оригинальных памятниках XVII в. не найдено. Подражания Эзопу имеют место лишь в XVIII в. (Кантемир, Тредьяковский), когда зарождается и оригинальное творчество в той же области, внушенное новоевропейскими образцами (гл. обр. Ла Фонтеном). Ряд баснописцев: Сумароков, Хемницер, Дмитриев, Измайлов и др. завершается наконец И. А. Крыловым (1768–1844), к-рый сумел сделать русскую басню художественной.
В основе Крыловских басен лежит наблюдение над окружающей жизнью и бытом, а их идейность сводится к практической мудрости; заимствованные же элементы (сюжет, восходящий иногда к Ла Фонтену и т. под.) претворены у Крылова с небывалой ассимиляцией. В этом — огромная формальная разница по сравнению с неорганизованной басней-притчей русской древности. Связи материальной — в смысле источников — с древнерусской приточной традицией Крылов, как и его предшественники в XVIII в., совершенно не имеет.
В середине XIX в. жанр басня совершенно замирает и воспринимается лишь пародически (Б. Козьмы Пруткова ). Возрождение басни в наше время, связанное с именем Демьяна Бедного, становится возможным лишь благодаря коренному обновлению ее содержания, — превращению басни из жанра общедидактического в публицистический жанр, заострению ее сатирических выпадов в плане политической борьбы наших дней. Формально Демьян Бедный продолжает традицию Крылова.
